БОГИНЯ
Спрячь меня от этого мира, закутав в привычные понятия нежности.
Я хочу, чтобы моя трусость не выглядывала из-под твоих плечей.
Дай̆ мне возможность тобой̆ дышать и не знать, что выходы в
неизбежности
Стенокардией̆ от возмущения прорвутся потоком речей̆.
Пускай̆ я буду маленькой̆, глупой̆ девочкой̆, на бедрах сжавшись твоих в комок.
Грудь отбивает секунды вечности, сквозь ребра-кольчуги, вводя в амок.
Я буду слушать метроном сердца, считать на выдохах твои жизни,
Посвященные мне, как открытки, на разные случаи возможной̆ тризны.
Делиться любовью совсем не пошло и пускай̆ все видят вокруг,
Как пальцы твои совершают паломничество и замыкают круг.
Я твоя Кааба и Рим, и Кайлас, просто сейчас я у тебя на руках,
Тебе не надо покупать билет, чтоб побывать в священных местах.
Проверено временем и наговорено у множества знатоков:
«Женщина будет твоим продолжением», если на ней̆ нет оков.
Единственная возможность управлять этим существом
для мужчины становиться признанье ее божеством.
И божество свернувшись колечком на сложенных иксом руках,
Шепчет мантры для своего мальчика, который̆ растет на глазах,
А он, поднимаясь Колоссом, переворачивает шизофрению мироздания,
Просто при этом держит коленки вместе, для удобства ее в камлание.
И не говорите о патриархальности и силе мужского мира,
Каждый̆ из них вскормлен грудью и был в свое время вампиром,
Впитывая, всасывая силу по каплям с сосков своей̆ богини.
Наша жизнь – это всего лишь прихоть, на конце к ее пуповине.
ТАК ПРОСТО
Наверно не стоит говорить о главном так просто,
За кружкой пивка, в ближайшем баре неброском,
На остановке глотая возмущённый дым папироски,
Которая обжигает губу, гортань и что-то в мозгу несносно.
Такой разговор требует ночи и водки из морозилки под льдом.
Возможного собеседника, который сидит нога на ногу узлом.
Поджавшего под себя все, кроме достоинства и уставшего геморроя.
Рассуждает о жизни, как о пути совсем чужого героя.
Не требуя реплик в своём монохромном монологе,
Потому что уже все знает, по годам в Индии и в Уренгое.
Рассуждения приправлены правильным чаем, возможно мате.
И Слова на Х и на П уже совсем не звучат по матери.
Они вплетаются линией в опус, почти как от Володьки
Наверное, все это просто нуждается в той, советской селедке,
Хотя продавали по большей части своей иваси,
А собеседники были явно не Высоцкие.
Разговор не уходит далеко от политики, анекдотов, пересудов,
Потому что за углом стоит Берлиоз в ожидании чуда.
И Аннушка переливает масло в дуршлаг, для удобства разливанья повсюду.
Это обязательно так и будет, просто мы ещё всего не знаем, покуда.
Разговор заходит в тупик от перезвона трамвайной трели.
Мы уже все видели, жаль, что ничего не сумели.
Так что не стоит торопится, рассуждая о главном, так просто.
Важна атмосфера и конечно селедка с водкой для тоста.
Наталья Мринская
